— Простите, Тони, что поднял вас с кровати. Хочу с вами поговорить.

— О чем? Что стряслось? — Он пригладил свои взъерошенные, седеющие волосы.

— Ничего страшного. — «Просто два убийства в одной семье», — подумал я. — О втором убийстве я пока не должен был бы знать. — Разрешите войти?

— Конечно. Если хотите знать, я сам собирался поговорить с вами.

Он широко раскрыл дверь, отступил назад и пригласил меня почти что изысканным жестом.

— Ты войдешь, Джо?

— Мне надо вернуться назад, — ответил спасатель.

Я поблагодарил и вошел внутрь. В маленькой комнатке было жарко. Ее освещала голая лампочка, висевшая на удлинителе. Мне не приходилось бывать в кельях монахов, но эта комната, вероятно, вполне могла бы заменить келью. Выщербленный секретер из дубовой фанеры, железная кровать, кухонный стул, картонный гардероб без дверки, в котором висели голубой костюм из саржи, кожаная куртка и чистая униформа. Кровать покрывали байковые простыни выцветшего голубого цвета. Из-под кровати выглядывал чемодан с бронзовыми застежками. Над изголовьем кровати висели две картины. Одна представляла собой студийную фотографию, ретушированную вручную: красивая черноглазая девушка в белом платье, похожем на платье для выпускного школьного бала. На второй была изображена дева Мария в четырех цветах, которая держала в протянутой руке пылающее сердце.

Тони указал мне на кухонный стул, а сам сел на кровать. Опять почесав в затылке, он посмотрел на пол, его глаза выглядели безучастно, мерцали, как антрацит. Большие суставы правой руки были сжаты в кулак и распухли.

— Да, я все думал, — продолжал он. — Весь день часть ночи. Мистер Бассет сказал, что вы — сыщик.

— Частный детектив.

— Понятно, частный. Это больше по мне. Эти окружные копы, разве можно им верить? Они повсюду разъезжают в своих причудливых машинах и забирают людей за то, что те не включают заднего света или бросают пустые банки в кювет. А если произойдет что-то действительно серьезное, то тут их нет.

— Обычно они все-таки на месте, Тони.

— Может быть. В свое время я навидался довольно, странных вещей. Как то, что произошло в прошлом году в моей собственной семье. — Его голова медленно повернулась налево под незаметным, но непреодолимым побуждением, пока его взгляд не остановился на девушке в белом платье. — Думаю, что вы слышали о моей дочери Габриэль.

— Да, слышал.

— Ее застрелили на пляже. Я сам нашел ее. Двадцать первого марта прошлого года. Она пропадала всю ночь. Думали, что она находится с подругой. Я нашел ее утром. Ей было всего восемнадцать лет. Моя единственная дочь.

— Сочувствую вам.

Его черные глаза изучающе посмотрели мне в лицо, измеряя глубину моей симпатии. Его губы скривились от боли и необходимости рассказывать все как было:

— Я зря не терзаю свое сердце. Сам виноват в случившемся. Я предчувствовал, что это произойдет. Разве мог я сам хорошо ее воспитать? Девочку, оставшуюся без матери? Красивую молодую девушку? — Его взгляд опять скользнул по комнате и вернулся ко мне. — Как я мог ей объяснить, что надо делать?

— Что случилось с вашей женой, Тони?

— С моей женой? — Вопрос удивил его. Ему потребовалась целая минута на обдумывание ответа. — Она ушла от меня много лет назад. Уехала с мужчиной. Когда последний раз я слышал о ней, она жила далеко отсюда. Она всегда бегала за мужиками. Думаю, Габриэль пошла в нее. Я обращался в католическую организацию социального обслуживания, спрашивал, что мне делать. Говорил, что моя девочка выходит из-под контроля, как молодая кобылица в период течки... конечно, я не говорил так священнику, не использовал таких слов...

Священник посоветовал мне поместить ее в монастырскую школу, но для меня это было слишком дорого. Слишком дорого, чтобы спасти жизнь моей дочери. Ну и что? Теперь я собрал деньги, положил в банк, но их не на что тратить. — Он повернулся и сказал Деве Марии: — Я — старый дурак.

— Тони, но вы же не могли заставить их жить по-своему.

— Конечно, нет. Но кое-что я мог бы сделать. Я мог бы. Я мог бы ограничить ее общение с людьми, которые ухаживали за ней. Я мог бы не пускать к себе домой Мануэля.

— Имеет ли он какое-нибудь отношение к ее смерти?

— Мануэль сидел в тюрьме, когда это произошло. Но именно он подтолкнул ее на скользкий путь. Я долго не мог сообразить, в чем же дело: он научил ее обманывать меня. Они были в баскетбольной команде средней школы, или у них была группа по плаванию, или удовольствие — переспать ночку с приятелем. Все время она подпрыгивала сзади на мотоцикле из Окснар-да, училась, как стать потаскухой... — Он закрыл рот, чтобы не говорить более резких слов.

После некоторой паузы он продолжал свой рассказ более спокойно:

— Эта девушка, которую я видел с Мануэлем на автостраде в приземистой машине, — Эстер Кэмпбелл. Это — та самая, с кем, мы думали, была в ту ночь Габриэль, в ночь, когда ее убили. А потом сегодня утром вы приезжаете сюда и спрашиваете о Мануэле. Это заставило меня подумать о том, кто же виноват во всем этом. Мануэль и блондинка, почему они оказались вместе, можете вы объяснить мне это?

— Позже, может быть, я вам это объясню. Скажите, Тони, вы расскажете мне обо всем, что вы сегодня делали?

— Чевой-то?

— Уезжали ли вы из клуба сегодня днем или вечером? Видели ли вы своего племянника Мануэля?

— Нет. Отрицательный ответ на оба вопроса.

— Сколько у вас пистолетов?

— Только один.

— Какого калибра?

— Кольт, сорок пятого калибра. — Он был настроен только, в одном направлении и слишком взволнован, чтобы понять, к чему я клонил. — Вот, посмотрите.

Он засунул руку под смятую подушку и подал мне свой револьвер. Его барабан был заполнен, и не было никаких следов того, что в последнее время из него стреляли. К тому же патроны, которые я нашел рядом с телом племянника, были среднего калибра, возможно, тридцать второго.

Я подержал в руке кольт.

— Прекрасный пистолет.

— Точно. Он принадлежит клубу. У меня есть разрешение на него.

Я вернул ему револьвер. Он направил его на дверь, целясь на мушку. Потом стал говорить каким-то старческим, надтреснутым, бесплотным, ужасным голосом:

— Если я когда-нибудь узнаю, кто убил ее, он получит это. Я не надеюсь, что коррумпированные копы сделают это за меня. — Он наклонился вперед и слегка постучал дулом пистолета по моей руке. — Вы — сыщик, мистер. Найдите, кто убил мою девочку, и я отдам вам все, что у меня есть. Деньги находятся в банке, больше тысячи долларов — все мои деньги. Теперь я собираю деньги. Кое-что я сдаю в аренду на пляже, налоги на недвижимость и все остальное оплачено.

— Действуйте и дальше так же. И уберите свой револьвер, Тони.

— Я был вторым пулеметчиком в первую мировую войну и знаю, как надо обращаться с оружием.

— Тогда докажите это. Выиграют очень много людей, если меня случайно продырявит пуля.

Он сунул кольт под подушку и встал.

— Сейчас уже поздно что-либо делать, правда? Прошло много времени, больше года. Вас же не интересует пустая погоня. У вас имеются настоящие дела.

— Я как раз очень заинтересовался этим делом. Собственно, поэтому я и решил поговорить с вами.

— Получилось то, что люди называют совпадением, да? — Он с гордостью произнес это слово.

— Я не очень-то верю в совпадения. Если их проанализировать во времени, то можно найти объяснение. Уверен, что данное совпадение поддается объяснению.

— Вы имеете в виду, — медленно произнес он, — Габриэль с Мануэлем и с блондинкой Мануэля?

— Плюс вы и другие обстоятельства. Все это взаимосвязано.

— Другие обстоятельства?

— Сейчас мы не будем вдаваться в это. Что вам сказали полицейские в марте прошлого года?

— Нет улик, сказали они. Они потыркались здесь несколько дней и прекратили следствие. Они сказали, что это дело рук какого-то грабителя. Но я не уверен. Разве грабитель станет убивать девушку за семьдесят пять центов?